Небо повсюду - Страница 42

– Это не то, что ты думаешь, – повторяю я жалкую банальность.

Его лицо одновременно вспыхивает гневом и болью.

– Да нет, это как раз именно то, что я думаю. Именно то, что я и раньше думал, – плюет он в меня словами. – Как ты могла? Я думал, ты правда…

– Да, да, я правда… – Я рыдаю взахлеб. – Ты не понимаешь.

В его чертах разгорается разочарование.

– Тут ты права. Я правда не понимаю. Держи. – Он достает из кармана листок бумаги. – Я пришел, чтобы отдать тебе вот это. – Джо комкает бумагу и швыряет мне в лицо, потом резко разворачивается и убегает в опускающуюся ночь.

Я нагибаюсь, подбираю смятый листок и разглаживаю его. Наверху страницы значится: Часть 2. Дуэт для вышеуказанных кларнетистки и гитариста. Я тщательно складываю ноты, убираю в карман и грудой костей рушусь в траву. Я сажусь как раз на то место, где мы с Джо вчера целовались под дождем. Небо уже не пылает так яростно: последние клочки золота медленно, но верно поглощает тьма. Я пытаюсь вспомнить мелодию, которую Джо написал для меня, но не могу. Все, что я слышу, это его слова. Как ты могла?

Как я могла?

Да пусть это небо хоть свернут в трубочку и унесут отсюда навсегда, какое мне теперь дело?

Я чувствую, как на мое плечо опускается чья-то рука. Тоби. Я кладу свою ладонь поверх его. Он встает на одно колено рядом со мной и тихо говорит: «Прости». И еще через секунду: «Ленни, мне надо идти». Холод на том месте, где лежала его рука. Звук запускающегося двигателя, гул удаляющейся машины. Он едет по той же дороге, по которой убежал Джо.

Я совсем одна. Так я думаю ровно до той минуты, когда замечаю силуэт бабули в дверном проеме; совсем как Тоби вчера. Не знаю, сколько она уже стоит так, что она видела, а что нет. Она распахивает дверь, доходит до перил крыльца и опирается на них обеими руками:

– Иди в дом, Горошинка.

Я не говорю ей, что случилось с Джо, точно так же, как не рассказывала, что происходит с Тоби. И все же я вижу, что глаза ее полны печали. Скорее всего, она уже все знает.

– Однажды ты опять заговоришь со мной. – Она берет меня за руки. – Понимаешь, я скучаю по тебе. И Биг тоже.

– Она была беременна, – шепчу я.

Бабушка кивает.

– Откуда ты знаешь?

– Аутопсия.

– Они были помолвлены.

А вот этого, судя по бабушкиному лицу, она не знала.

Она обхватывает меня обеими руками, и я стою в ее надежных и крепких объятиях. Слезы закипают в моих глазах, и я даю им течь и течь, пока все бабулино платье не промокает насквозь и дом не заполняет ночная тьма.

Глава 25

Я не иду к алтарю на письменном столе, чтобы поговорить с Бейли на горной вершине. Я даже свет не включаю. Я иду прямо к кровати, ложусь, не снимая одежды, и молюсь, чтобы ко мне пришел сон. Но мне не спится.

Вместо сна приходит стыд: многие часы стыда, который накатывает короткими горячими волнами, точно тошнота; я заглушаю стоны подушкой. Меня хватают и не отпускают все те недоговорки, вся та ложь, что я наговорила Джо. Я едва могу дышать. Как я могла причинить ему такую боль, сделать с ним то же, что и Женевьева? Моя любовь к нему колет меня, точно иголки. У меня болит в груди. У меня болит все тело. Он стал совсем непохож на себя. Он стал другим человеком. Не тем, кто меня любит.

Я вижу лицо Джо, потом лицо Бейли, и они вдвоем нависают надо мной. На губах их застыли те же три слова: Как ты могла?

Я не знаю, что ответить.

Простите, снова и снова пишу я пальцем на простыне, а потом больше не могу терпеть и включаю свет.

Но от света меня начинает тошнить по-настоящему, и я вижу все те сцены с сестрой, которые теперь навсегда останутся непрожитыми: я держу на руках ее ребенка. Учу его (или ее) играть на кларнете. Мы просто становимся старше. Вдвоем. Все будущее, которому не суждено свершиться, рвется из меня толчками наружу и изливается в мусорное ведро, над которым я сгорбилась. Наконец внутри остается одна пустота, и я совсем одна в этой жуткой оранжевой комнате.

И тогда я понимаю.

Когда я не в объятиях Тоби, которые одновременно и тихая пристань, и полный хаос, когда я не отвлекаюсь на восхитительные ласки Джо, я остаюсь одна.

Крошечная ракушка, потерянная и одинокая среди ревущего океана собственной души.

Я.

Без.

Бейли.

Навсегда.

Я зарываюсь головой в подушку и ору, словно душа у меня разрывается пополам. Потому что так оно и есть.

(Написано на одноразовом стаканчике, валяющемся на берегу реки Рейни)

(Написано на обертке от леденца, на парковке у Кловерской школы)

(Написано на листе бумаги, торчащем из мусорной корзины в Кловерской библиотеке)

Часть 2

(Написано на листке бумаге, спрятанном между двух камней в ущелье Флайинг-Мэн)

Глава 26

Позже я просыпаюсь со следами подушки на лице. Смотрю в окно: звезды околдовали темные небеса. Стоит мерцающая ночь. Я открываю раму, и верхом на аромате роз из сада в комнату врывается шум реки. В изумлении я понимаю, что мне стало немножко лучше, словно во время сна я попала в место, где чуть легче дышать. Я отмахиваюсь от мыслей о Джо и Тоби, глубоко затягиваюсь воздухом с запахом цветов, реки, мира. Встаю, несу мусорное ведро в ванную, мою его и моюсь сама и иду прямиком к столу Бейли.

Включаю компьютер, достаю блокнот из верхнего ящика (теперь я храню его там) и продолжаю с того места, где закончила вчера. Мне нужно сделать хоть что-нибудь для своей сестры, и единственное, что приходит мне в голову, – это найти ради нее нашу маму.