Боже, какой стыд. Хотя насчет ресниц я согласна. Маркус тоже отказывается моргать и вместо этого хлопает глазками.
Бабушка отсылает Джо с Маркусом домой за третьим братом. Она почему-то убеждена, что для ритуала нужно присутствие всех троих. Очевидно, что и Джо, и Маркус пали жертвами ее очарования. Ради нее они, может, и банк смогли бы ограбить.
– И захватите свои инструменты, – вопит она им вслед. – Ты тоже, Ленни!
Я делаю то, что мне велят, и достаю кларнет с дерева, где он покоится вместе с другими моими пожитками. Мы с бабулей возвращаем несколько кастрюль на кухню (только те, которые приносят удачу!), чтобы приготовить ужин. Она готовит курицу, а я разрезаю картофель на четвертинки и приправляю чесноком и розмарином. Когда продукты отправляются в духовку, мы выходим в сад набрать палых слив для пирога. Теперь бабуля раскатывает тесто, а я режу помидоры и авокадо на салат. Каждый раз, проходя мимо, она треплет меня по волосам или сжимает мне плечо:
– Как славно опять готовить вместе. Правда, Горошинка?
Я улыбаюсь:
– Правда, бабуль.
То есть секунду назад было правдой. А теперь она смотрит на меня взглядом «Ленни-поговори-со-мной». Скоро начнутся бабулеизлияния.
– Ленни, я беспокоюсь о тебе.
Ну вот, началось.
– У меня все хорошо.
– Уже пора, правда. По крайней мере, приберись в комнате, постирай ее вещи. Или давай я постираю. Пока ты будешь на работе.
– Я сама, – как обычно отвечаю я. И я правда все сделаю, просто не знаю когда именно.
Она тут же поникла:
– Я думала, мы с тобой на следующей неделе съездим в город, пообедаем вместе…
Я с удвоенным вниманием возвращаюсь к салату. Не хочу видеть, как она расстроилась.
Она издает свой фирменный долгий и печальный вздох и снова принимается за тесто. Я мысленно прошу у нее прощения. Говорю, что не могу довериться ей прямо сейчас, что метр между нами кажется мне световым годом и я не знаю, как преодолеть это расстояние.
Она мысленно говорит мне, что я разбиваю ее и так разбитое сердце.
Вернувшись, мальчики знакомят нас со старшим из Фонтейнов, который тоже приехал из Лос-Анджелеса на летние каникулы.
– Это Даг, – произносит Маркус.
Одновременно с ним Джо говорит:
– Это Фред.
– Родители никак не могли договориться, – объясняет новоприбывший. Он выглядит совершенно спятившим от ликования. Бабуля права: нам следует заняться работорговлей.
– Врет как дышит, – перебивает его Маркус. – В старшей школе он притворялся интеллектуалом, чтобы закадрить побольше французских девчонок. Ему казалось, что «Фред» звучит слишком грубо, как из мультфильма про Флинстоунов, и поэтому он решил называться своим вторым именем, Даг. Но мы с Джо так к этому и не привыкли.
– Поэтому теперь на двух континентах его называют ДагФредом. – Джо толкает брата в грудь и в ответ получает серию тычков в ребра. Фонтейны похожи на гигантских щенков, которые вечно копошатся, устраивают потасовки, спотыкаются, – настоящий вихрь непрерывного движения и яростной привязанности.
Знаю, что это неблагородно, но, глядя, с какой теплотой они относятся друг к другу, я чувствую себя бесконечно одинокой. Я вспоминаю, как вчера мы с Тоби держались за руки в темноте, как целовались у реки. Как, находясь с ним рядом, я ощущала, что для моей печали в мире есть место.
Мы едим, растянувшись на новообретенной садовой мебели. Ветер немного стих, и можно находиться снаружи, не ожидая обстрела фруктовой артиллерией. Курица по вкусу похожа на курицу, сливовый пирог – на пирог. Как внезапно из нашего рациона исчез пепел!
Сумерки забрызгали небо розово-рыжими пятнами. Начинает неспешно, по-летнему, темнеть. Сквозь деревья пробивается шум воды; он звучит, точно возможность…
Она никогда не познакомится с Фонтейнами.
Она никогда не узнает, как мы поужинали сегодня на этой тропинке, что ведет к реке.
Она не вернется домой ни завтра утром, ни во вторник, ни через три месяца…
Она никогда не вернется.
Она ушла, и мир продолжает вертеться без нее…
Я больше не могу ни дышать, ни думать, ни сидеть вот так на одном месте.
Я пытаюсь сказать, что скоро вернусь, но не в силах издать ни звука. Поэтому я просто поворачиваюсь спиной к обеспокоенным лицам и быстро иду в сторону леса. Дойдя до тропинки, я пускаюсь бежать. Я стараюсь обогнать боль в сердце, которая следует за мной по пятам.
Уверена, что бабуля или дядя пойдут за мной, но вместо них это делает Джо. Я совсем запыхалась. Когда он подходит, я строчу стихи на обрывке бумаги, который нашла под деревьями. Я пихаю листок между камней и пытаюсь смахнуть слезы.
Впервые я вижу Джо, который не улыбается даже краешками глаз, даже уголками губ.
– Как ты? – спрашивает он.
– Ты ведь даже не знал ее!
Слова сами выпрыгивают у меня изо рта, жесткие и обвиняющие. Я ничего не успеваю с ними сделать. Джо кажется очень удивленным.
– Да, не знал.
Больше он ничего не говорит, но я просто не могу заткнуться:
– И у тебя есть все эти братья.
Словно в этом есть что-то плохое.
– Да.
– Я просто не понимаю, зачем ты тогда вечно торчишь у нас!
Я чувствую, как румянец заливает мне щеки и по телу разливается смятение. Чего я на самом деле не понимаю, так это зачем накинулась на Джо, как последний псих.
– Не понимаешь? – Глаза его блуждают по моему лицу, а в уголках губ начинает подергиваться улыбка. – Да нравишься ты мне, Ленни. – Он недоуменно смотрит на меня. – Я считаю, что ты потрясающая.