Небо повсюду - Страница 2

– Обычно меня называют Ленни.

Реплика не слишком оригинальная, но все же лучше, чем единственная альтернатива, а именно восклицание: «Хм!» Слова мои производят нужный эффект. Джо упирается взглядом в пол, и у меня есть время перевести дыхание перед очередным глядетельным состязанием.

– Мне интересно, Леннон – это в честь Джона?

А мне интересно, хлопнусь я сейчас в обморок или нет. Он снова не отводит от меня взгляда. Лишусь чувств? Или меня разорвет от их избытка?

Я киваю:

– Мама была хиппи.

В конце концов, мы же живем на самом севере Северной Каролины, на этом последнем рубеже страны чудаков. В выпускном классе у нас учится девочка по имени Электричество, мальчик по имени Волшебный Автобус и бесчисленные цветочки: Тюльпан, Бегония, Маков Цвет. Все эти имена придуманы их родителями и записаны в свидетельствах о рождении. Двухметровый громила Тюльпан был бы звездой футбольной команды, если бы в нашей школе она была. Но в нашей школе ее нет. Вместо этого мы по утрам собираемся в спортзале на факультативные занятия медитацией.

– Моя мама тоже, – говорит Джо. – И папа. А еще дяди, братья, двоюродные братья и сестры… Добро пожаловать в коммуну семьи Фонтейн!

Меня охватывает смех.

– Понятно!

Хотя погодите-ка, мне вообще можно так запросто смеяться? И нормально ли это, что мне весело? Должно ли мне быть хорошо? Я вдруг будто прыгаю в прохладную речную воду.

Интересно, на нас кто-нибудь смотрит? Я оборачиваюсь. И как раз вовремя: в музыкальную комнату только что вошла (вернее, ворвалась) Сара. Мы с ней не виделись чуть ли не с самых похорон. Меня охватывает смутное чувство вины.

– Ле-е-енни!

Она несется прямо к нам. На ней первоклассный костюм готической девушки-ковбоя: винтажное черное платье в обтяжку, грубые тяжелые ботинки, на голове крутейшая широкополая шляпа; светлые волосы выкрашены в настолько ядреный черный цвет, что кажутся синими. Сара приближается с такой ошеломительной скоростью, что не успеваю я подумать: «Она что, собирается мне на руки прыгнуть?», как она кидается на меня, и мы обе кубарем летим на Джо. Он каким-то чудом сохраняет равновесие, благодаря чему мы не вылетаем в окно.

Такова Сара в своем самом спокойном состоянии.

– Как мило, – шепчу я ей на ухо, пока она сжимает меня в медвежьих объятиях. (И как только у нее это получается, у такой хрупкой пташки?) – Нашла способ сбить с ног шикарного новичка!

Как странно и как прекрасно чувствовать, что кто-то рядом трясется от смеха, а не от отчаяния.

Сара – самый вдохновенный циник на всей планете. Из нее получилась бы идеальная чирлидерша, если бы ее не воротило от так называемого школьного духа. Мы с ней помешаны на книгах, но она выбирает только самые мрачные. Прочла «Тошноту» Сартра в десятом классе – именно тогда она начала носить черное (даже на пляже), курить (и все равно на вид она самая здоровая девчонка в мире) и носиться со своим экзистенциальным кризисом (не переставая кутить ночи напролет).

– Рад снова видеть тебя, дорогая Ленни, – слышу я другой голос. Это мистер Джеймс. Про себя я зову его магистром Йодой и за внешность, и за недюжинный музыкальный талант. Он встает из-за рояля и смотрит на меня с тем же выражением беспредельной скорби, к которому я уже привыкла. Все взрослые смотрят на меня так. – Прими наши глубочайшие соболезнования.

– Спасибо, – в сотый раз за день отвечаю я.

Взгляды Сары и Джо тоже устремлены на меня. В глазах Сары читается беспокойство. Улыбка Джо скоро станет шире, чем континентальная часть Штатов. Интересно, он на всех так глядит? Может, он просто тупой? Впрочем, что бы там с ним ни было, это, видимо, заразно. Не успела я опомниться, как к Америке на моем лице добавляются Гавайи и Пуэрто-Рико. Наверное, я сейчас похожа на веселую плакальщицу. Блин! И это еще не все. Теперь я думаю о том, каково было бы его поцеловать… по-настоящему! Ох, это уже проблема. Такая проблема, какую прежняя Ленни и выдумать бы не могла. Что вообще за хрень происходит? Это началось во время похорон. Я захлебывалась тьмой, и внезапно все парни в зале словно засияли. Коллеги и одноклассники Бейли (я почти никого из них не знала) всё подходили и подходили ко мне, выражали свои соболезнования. Может, потому что я похожа на сестру, а может, им просто было меня жаль. Так или иначе, я стала ловить на себе их многозначительные напряженные взгляды. И представляете, я внезапно поняла, что отвечаю на них. Словно это и не я была, не мне в голову приходили все эти дикие мысли, да еще и в церкви (ужас какой!), да еще во время похорон сестры.

Но из всего класса теперь для меня сиял только этот мальчишка. Видимо, он родом из какой-то очень дружелюбной части галактики, думаю я, пытаясь убрать с лица эту идиотскую улыбочку, и едва удерживаюсь, чтобы не брякнуть Саре: «Он так похож на Хитклиффа!» Потому что внезапно понимаю, что, если бы не его жизнерадостность, он и правда был бы вылитый Хитклифф. И тут я чувствую удар под дых, и жизнь валит меня на холодный асфальт. Я вспомнила, что не могу после школы побежать домой и рассказать Бейлз о новом мальчике из оркестра.

Весь день моя сестра умирает заново. Раз за разом.

– Лен? – Сара трогает меня за плечо. – Все хорошо?

Я киваю, силой мысли пытаясь остановить поезд горя, который несется прямо на меня.

За нашими спинами кто-то начинает играть «Приближающуюся акулу» – главную тему из фильма «Челюсти». Я оборачиваюсь и вижу, как к нам скользит Рейчел Бразил. «Ну просто обхохотаться», – бормочет она на ходу Люку Джейкобусу (так зовут саксофониста, который исполнил эту мелодию). Он – один из многих оркестрантов, павших жертвой ее чар. Парней вечно сбивает с толку, что этот ужас, летящий на крыльях ночи, заключен в столь потрясающую оболочку. Еще больше их обескураживают огромные, как у лани, глаза и золотые кудри. Мы с Сарой считаем, что Бог, создавая Рейчел, пребывал в ироническом расположении духа.